Мы тушили горящий лес в кроссовках. Интервью с добровольцем
Прислано Irinka на Июль 19 2021 11:11
Наталья Володькина, 18:37, 15 июля 2021


Фото: Наталья Володькина
Солбон Санжиев


-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Диалог с Солбоном начался с его вопроса моему 6-летнему сыну: «Хочешь с котёнком поиграть?» Он открыл дверцу машины, в ней на переднем сиденье сидел полосатый котёнок с серыми глазками. Этого котёнка добровольцы буквально выловили из воды, даже не зная, жив ли он, а так как его хозяева не нашлись, то Солбон повёз его своей дочери в Улан-Удэ.

Солбон Санжиев — руководитель Бурятского регионального отделения Всероссийского студенческого корпуса спасателей. С 2015 года он активно занимается добровольчеством и заражает этим благим делом всех вокруг, а в июне приезжал спасать от воды затопленные дома забайкальцев в сёлах Шелопугино и Газимурский Завод.

— Расскажите про свой опыт в добровольческой волонтёрской деятельности, почему вы вообще решили выполнять такую миссию?

— Моя история с общественной деятельностью начинается с 2012 года. Мы создали общественную организацию «Буряад Соёл», занимались сохранением языка, культуры – всего, что с этим связано. Потом, в 2015 году, наверняка помните, и у вас здесь было всё в дыму, и у нас везде пожары.

Как раз тогда я начал понимать, что надо подключаться, надо что-то делать. Сделал объявление в соцсетях: «Давайте, добровольцы, кто со мной на тушение пожаров». Вообще, тушение пожаров – это серьёзное дело, просто так взять и поехать в лес – так не бывает. Я созвонился, согласовал свои действия с властями.

Рано утром в шесть часов приехал, меня сразу же определили к группе, я погрузился в тему пожара, как его тушат. Параллельно фотографировал, делал посты в соцсетях, это вызвало резонанс. Мне начали звонить, писать с просьбами о помощи. И очень много добровольцев тогда откликнулись, мы решили создать группу, потому что хаотично бегать нельзя.

Также собирал гуманитарную помощь для пожарных, которые тушили в лесу – лесников, сотрудников МЧС и всех остальных. Потому что была острая нехватка инструментов и пропитания из-за того, что люди постоянно были в лесу. Мы начали всё это централизованно собирать и распределять по лесничествам, по группировкам тушения пожаров. И благополучно с этим справились.

— Что было дальше?

— Мы понимали, что это происходит каждый год, изучали. Сначала, конечно, нас никто всерьёз не воспринимал. Ну, добровольцы и добровольцы. Мы начали ходить в правительство. Нам говорили: «Что вам надо? Идите, не мешайтесь под ногами». Наш командир Андрей Бородин выбрал тактику медленного завоевания авторитета. Он планомерно работал с разными чиновниками, объяснялся, изучал вопросы.

Некоторые добровольцы в других регионах вели себя агрессивно, эмоционально: «Почему нас не воспринимают, мы хотим то и это, у вас бардак» и так далее. Мы этого избегали, объявили себя аполитичной организацией, не ввязывались ни в какие политические передряги, никого не обвиняли. Мы просто изучали.

Встал, конечно, вопрос о юридическом статусе. В ноябре 2015 года открыли юридическую организацию. Иногда у нас опускались руки – денег нет, ничего нет. У нас даже берцев не было. Мы бегали в своих кроссовках. Переломный момент был в 2017 году, когда мы выиграли президентский грант на 2,7 миллиона рублей.

— Как некоммерческая организация?

— Да, как НКО. В него мы заложили покупку одежды, оборудования – много чего. Когда выиграли, были удивлены. Тогда президентские гранты только появились, мы были в числе первых, кто получил. Естественно, в этой ситуации правительство обратило на нас внимание, мы начали сотрудничать с МЧС, с Республиканским агентством лесного хозяйства (РАЛХ), другими организациями, постепенно начали завоёвывать авторитет. Примерно в это же время в посёлке Черёмушки произошёл сильный пожар. На тушение мы, естественно, не успели приехать, но в ликвидации последствий приняли активное участие.
Вечером 28 апреля 2017 года в посёлке Черёмушки в Республике Бурятия произошёл пожар, в котором сгорели 17 домов. Предположительно, надворные постройки загорелись от пала травы, а штормовой ветер быстро распространил огонь по населённому пункту.

МЧС России
Последствия пожара в посёлке Черёмушки в Республике Бурятия в 2017 году
Фото: МЧС России


----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
После этого правительство начало нам доверять ликвидацию последствий ЧС, сбор гуманитарной помощи и все другие вопросы, связанные с добровольчеством, с помощью людям. Мы старались изучать эти вопросы, развиваться.

Потом в 2018 году у вас здесь произошло наводнение. Я увидел в соцсетях информацию, в тот же день мы загрузили помпы, собрали немного гуманитарной помощи и поехали. На следующий день утром я был уже в Агинском. Там были удивлены – откуда, как? Спросили нас: «А что умеете?» Мы: «У нас есть помпы, одежда есть». Но мы сразу предупредили, что на наводнениях не работали. В общем, мы откачивали воду.

Когда в Агинском ситуация более-менее выправилась, мы поехали в Читу. Здесь ситуация была критичная, сложная. Здесь мы тоже обратились в МЧС, что вот, мы добровольцы, готовы помогать. Нам сначала: «Какие добровольцы? Что вам надо? Откуда?» Мы сказали, что у нас помпы есть. Нас отправили в Смоленку, там была затоплена очень большая площадь. Три дня мы выкачивали. Я потом подсчитал по норме – мы воды три состава по 100 цистерн выкачали.

— А куда эту воду выкачиваете?


— Так в речки, канавы. Конечно, это не просто так из одной лужи в другую перелить. У нас есть пожарные рукава, мы смотрим, где есть стоки, либо сотрудники МЧС говорят, куда можно лить, где канализация, где дренажная система или естественные ручейки или каналы.

Откачка воды мотопомпой
Фото: Солбон Санжиев


--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Потом мы работали в дачном посёлке ближе к Чите. Там один день поработали, пора было возвращаться домой, потому что уже неделя прошла. Связались с вашими добровольцами, которых мы к тому моменту уже знали. Я оставил им помпы, они почти месяц здесь ездили, выкачивали. Когда они отработали, отправили нам эти помпы.

Мы с ними хорошо, плотно работаем, дружим, помогаем друг другу. И они к нам приезжали. У нас были резонансные поиски маленького ребёнка, у них на тот момент был хороший опыт, они приезжали, помогали нам.

— А вы занимаетесь вообще всем – и пожарами, и наводнениями, и поисками людей?

— Да. Были поиски маленького ребёнка, собрались почти тысяча человек его искать. А никто не знает, как это делать. Ваши ребята приехали, показали рации, навигаторы, как с этим обращаться, как организовать процесс.

— А когда это было?

— Тоже в 2018 году. Весной 2018 года.

— То есть до нашего потопа?

— Да, до него. Поэтому, когда мы сюда приехали, я уже знал всех местных добровольцев.

В 2019 году мы оперативно приехали в Забайкалье после сильных апрельских пожаров, привезли гуманитарную помощь. Жители села Унда очень удивились, когда узнали, что мы из Бурятии приехали к ним на помощь.

Для нас это был волнующий момент. Сначала у них было подавленное состояние, потому что им казалось, что они наедине со своей бедой. А когда они узнали, кто мы и зачем приехали, в глазах у них была такая радость, как будто вся Россия к ним приехала помогать.

В этот же год был потоп в Тулуне. Нам сразу же сообщили. Иркутяне уже знали про меня. Я поехал туда, меня сразу назначили начальником штаба добровольцев, потому что уже был опыт, в том числе и в руководстве людьми. Оказалось, что многие люди просто не умеют управлять. А тем более, когда перед тобой более 500 человек, как ими управлять?

Когда резонансные поиски трёхлетнего ребёнка были, там собирались около тысячи человек. И соцсети были полны всякими версиями, что украли, киднеппинг и так далее. Вся эта толпа была в эмоциях, они были готовы разорвать любого, кого могли в чём-то заподозрить.

Мне тогда пришлось на себя взять функции руководства, я начал определять по бригадам, по направлениям. «Здесь кто старший? – Я. – Вы идёте в эту сторону. – А здесь кто? – Я. – Вы идёте в ту сторону». Когда чёткая система пошла, люди начали успокаиваться. Там частный сектор, а они просто заходили в любые дома, перелезали через заборы, заходили в ограды, даже ночью. А это же частная территория, владельцы начали возмущаться, скандал был сильный.

А когда мы начали распределять, то люди успокоились. Были там, конечно, очень активные, чуть ли не на месте подпрыгивали: «Давайте этот дом весь облазим, а это бандит, наверно, давайте к нему». Может, и личные цели у кого-то были. Я сразу ребят предупредил, чтоб не поддавались провокациям, иначе их ещё и в воровстве могли обвинить.

— А в итоге ребёнка нашли?

— Да, он, к сожалению, утонул. Там у них берег реки рядом. Его нашли в 15 километрах вниз по течению через три дня. Такое трагическое событие сыграло роль в объединении, в наши ряды тогда влились много людей, для которых подобные случаи являются шоком.

Вечером 6 мая 2018 года около реки в селе Поселье Иволгинского района Республики Бурятия пропал 2-летний мальчик. После пропажи мальчика на берегу реки обнаружили надпись «умрёт», которая была написана палкой на земле. Сотрудники полиции и сотни добровольцев в поисках ребёнка непрерывно прочёсывали окрестности. Ни полиция, ни кинологи с собаками не смогли найти его следы на месте исчезновения. Тело мальчика нашли рыбаки 10 мая в 15 километрах ниже по течению около села Старое Татаурово, он утонул.


Вернусь к наводнению в Тулуне. Ребята нас уже знали, сразу позвали. Насколько помню, в первые дни Тулун был недоступен, дороги были размыты, мостов нет, только железная дорога. Активисты и общественники договорились с железной дорогой, получили два вагона для добровольцев и назначили дату, когда ехать. СМИ нас подхватили, по своим каналам хорошие объявления сделали.

Приехали в Тулун, там уже нас ждали сотрудники МЧС. До этого я своих двух ребят отправил туда, чтобы они подготовили нам площадку. МЧС нам выделило место около школы, в самой школе мы на полу спали. Нас было около 50 человек. Питание, кухня – когда мы прибыли, уже всё было готово.

Тулун, наводнение летом 2019 года
Фото: Ксения Филимонова

Ксения Филимонова

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Ия сентябрь 2020 года
Фото: Екатерина Трофимова


-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Вода на тот момент уже немного спала, мы начали помогать пострадавшим. Также мы занимались откачкой воды мотопомпами, всё централизованно – из Москвы уже приехали генералы, они всех распределяли, добровольцев туда, МЧС сюда, военных ещё куда-то. Там мы получили хороший опыт во взаимодействии с ведомствами, видели, кто за что отвечает. По обеспечению тоже. Мы делали заявки, нам привозили, например, армейский хлеб. Там каждый выполнял свою функцию. Нам всю эту структуру пришлось изучать немного, но было интересно.

На разборе завалов мы работали совместно с МЧС, там было страшно. Вот представьте 5-этажный дом, а затоплено было до третьего этажа. Почти месяц мы там работали, отряды добровольцев меняли через пять дней, руководителей – через неделю. Так нужно работать для того, чтобы не нанести вред здоровью. В этой атмосфере находится тяжело не столько физически, сколько психологически.

Там приезжали добровольцы со всей России – Студенческий корпус спасателей (СКС), «Молодёжка», «Боевое братство». В общей сложности более 500 добровольцев было. После этого в том же 2019 году из СКС обратились ко мне с предложением возглавлять Бурятское региональное отделение. Я согласился, потому что функции те же, что и в добровольческом корпусе.

Мы понимали, что наводнение может быть и в Бурятии, и в 2020 году выиграли грант по обучению действиям во время наводнения. Получили мы неплохой багаж знаний, пригласил трёх экспертов из Москвы в СКС. Знали, что у них огромный опыт из-за участия в разных крупных ЧС. Они нам провели хорошие инструктажи, обучающие курсы. Там мы узнали, что купленные нами болотники нельзя использовать.

— А почему?

— Утащит в воду.

— А как надо?

— Резиновые сапоги, которые на два размера больше. Чтобы их можно было скинуть в любой момент и всплыть. Обувь должна быть с железной подошвой. В Тулуне многие не знали, в первый же день три добровольца ноги прокололи. Потому что под водой не видно, куда наступать. Также узнали, какие прививки должны быть. Например, перед поездкой в Тулун мы ставили от столбняка и гепатита А. Это обязательно, без них нельзя.

— Это те болезни, которые по воде распространяются?


— Да. Ещё, кстати, после 2019 года вышло постановление правительства РФ о недопущении добровольцев в зону ЧС без корочек. Это должны быть корочки спасателя, или медика, или руководителя тушения пожаров. Поэтому мы сейчас плотно занимаемся обучением наших добровольцев. Даже если не понадобятся, но пусть корочки будут. Мало ли что.

На самом деле это интересно. Например, оказание первой домедицинской помощи. Это когда ты хотя бы знаешь, как помочь, если человек упал. Чтобы понять, инсульт это, или инфаркт, или приступ эпилепсии. Как накладывать жгуты, что делать, если ударило током – знания очень полезные. Мы акцентируем внимание на обучающих курсах.

В этом году из-за наводнения в Забайкалье на меня вышли ребята, сказали, что нужна помощь. Я позвонил всем – знакомым, местным добровольцам в МЧС, сопоставил все факты. Потому что в интернете часто пишут не совсем правдивую информацию. Например, по сбору гуманитарной помощи. Мой личный опыт по сбору помощи подсказывал.

У вас в Чите хорошо работает Союз добровольцев России, МЧС, правительство края. Это уже не то правительство, которое было в 2018 или в 2019 году. Они плотно работают с добровольцами, не пинают и не говорят: «Кто вы такие? Не мешайтесь под ногами». Наоборот, дают добровольцам определённое направление, работа хорошо слажена. Ваш губернатор Александр Михайлович [Осипов] с опытом 2019 года, поэтому я вообще не вижу проблем. В этот раз мы договорились, что я никого не привлекаю и гуманитарку тоже не собираю. А то получится как в Тулуне.

— А что там было?

— Горы гуманитарных запасов, которые гнили под дождём. Никому не нужные.

— Я не думала, что так бывает. Думала, всегда не хватает.

— Я тоже раньше так думал. А когда ты сам в это погружаешься, начинаешь понимать. Это в 90-х был дефицит. А сейчас у МЧС существуют склады с запасами. Они могут полностью маленькую страну обеспечить. Это просто вопрос времени. Допустим, вот когда в 2019 году у вас пожары были, животным не хватало корма – сено же сгорело. Мы бросили клич – нужен корм, на следующий день смотрим – уже КамАЗы с сеном едут. Всех обеспечили.

— Из МЧС?

— И МЧС, и администрация – видимо, со всего края собрали, я не знаю. Но это натолкнуло меня на мысль, что государство большое и инерционность большая. И не надо думать, что оно ничего не делает. Оно делает, просто это может быть небыстро. Пока договор, контракт, потом должны перечислить деньги.

Поэтому не надо сразу бросаться и звать на помощь, кричать, что никто ничего не делает. А информацию в соцсетях надо фильтровать. Сначала на логику, потом проверять через своих знакомых. У меня тут много родственников, я позвонил им, а они своим знакомым, чтобы узнать, действительно ли это так. Также и по Шелопугино, и по Газ-Заводу. Да, конечно, потребность есть, много же затопило. Но процесс идёт – и бельё, и одежда, и еда.

Сейчас надо вести хорошую работу в информационном поле. Ошибка Тулуна, думаю, была в том, что власти плохо работали со СМИ. У них была своя пресс-служба, которая не справлялась. Поток информации был огромный. Говорили, что 100 человек погибли, что 300 человек погибли. Добровольцы в первые дни участвовали в КЧС (комиссия по чрезвычайным ситуациям — ред.), и там почему-то выгоняли журналистов, оставалась только пресс-служба МЧС.

Я считаю, что это немного неправильно. У нас, в Бурятии, наоборот, говорят: «Давайте побольше журналистов, блогеров». Сиди на заседании, записывай, как хочешь. Но чтоб ты знал информацию из первых рук и не писал всякую ерунду. Но ситуации разные, с информацией нужно работать осторожно, преподносить правильно.

— Вы были в Шелопугино?

— В первый день я поехал в Шелопугино. Дороги не было на тот момент. Максим Уцин (общественный деятель — ред.) нашёл человека, который знает тайные тропы. Я доехал только до Жидки на своей машине, хотя она с повышенной проходимостью. Нормально можно было доехать только до Колобово. Потом вот тайными тропами до Жидки. А там ПТС (плавтехсредство – ред.) «Амфибия» ходит.

А что мне там без оборудования делать? Я опять к Максиму Уцину. Максим вообще молодец, респект ему! Он связался с главой Шелопугинского района, ещё с кем-то. И нашли парня, который меня провёл неизвестными дорогами, несколько часов ехали по горам, по долам, вдоль речки, чуть не утонули. Но доехали.

Людям неподготовленным я не советовал бы ехать. Это психологически тяжело. Ладно, я обезбашенный, у меня палатка есть, я могу остановиться и просто в лесу заночевать, мне это не впервой. А другой человек может запаниковать, он может стать обузой. В общем, в Шелопугино я приехал часов в 10–11 вечера.

— В общем, ехали целый день?

— Да, хотя там расстояние всего 400 километров, в обычные дни можно часов за 5–6 доехать. Но ничего, главное, что доехал. Меня уже ждали, определили место, где я буду находиться. Я же с Читы повёз двух мальчишек. Они лежали в больнице, и их надо было вернуть домой, а никто не мог их увезти. Меня попросили, я с радостью согласился, на моё имя написали доверенность.

Вообще, смышлёные такие, молодцы. Сели, сразу пристегнулись. Спрашивали, как машина называется, как дворники работают, как стеклоподъёмники. Ехали весело. В Жидке я их посадил на «Амфибию», созвонился с их родителями, они приехали со стороны Шелопугино к речке, детей перевезли, их там родители забрали.

А когда я сам в Шелопугино приехал, оказывается, отец одного из них попросил разместить меня у него, а не в лагере. В благодарность за то, что я детей привёз. Я жил там как барин.

Утром встали, сразу планёрка, распределили кто куда. Ко мне прикрепили одного сотрудника ГИМС из Агинского, сразу начали поступать заявки на откачку воды. Плюс у меня бак для питьевой воды, мы её тоже развозили. Потому что в зоне подтопления пить воду даже из скважин запрещается. Централизованно через ГИМС поступали заявки на адреса, мы через навигатор находили адреса и приезжали.

— Такого изумления у людей не было, как раньше?

— Нет, они были уже готовы, ждали. Люди работали, сотрудники МЧС работали, молодцы. Вот сколько их обвиняют, хают, но самые простые сотрудники МЧС невзирая ни на что пашут. Собирают уплывшие дрова, ставят заборы, калитки, сваривают где надо. У меня тоже сварочный аппарат есть, но мне сказали: «Ты занимаешься только откачкой и доставкой воды, не отвлекайся на остальное». Там когда приезжаешь на адрес, люди просят вытащить старые сгнившие полы, ещё что-то.

— Этим другие занимались?

— Да, там «Молодёжка» потом приехала через два дня, сами эмчеэсовские ребята занимались уборкой территорий. Я делал только откачку, потому что помпы были только у меня и бочка с водой тоже.

Автомобиль с мотопомпой и баком для питьевой воды
Налив питьевой воды
Фото: Солбон Санжиев


---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
— Потому что если бы начали делать тут, то не успели бы помочь там?

— Да, правильно. Хотя, конечно, люди просили, не откажешь. Приходилось что-то делать. Потом я перенаправлял заявку, ехал дальше на откачку. Иногда людям нужна просто психологическая помощь. Одна одинокая женщина в течение 15 минут то плакала, то переставала, её нельзя бросать в таком состоянии. Мы выслушали, а потом попросили штатного психолога МЧС съездить к этой женщине и взять с собой ребят, чтобы починили упавший забор. Вечером спросил: «Съездили?» Они: «Да, всё сделали, она довольная осталась».

Разбор завалов в ограде одного из домов после наводнения
Фото: Солбон Санжиев


--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
В некоторых оградах оставалась жижа, в которой сапоги вязнут. Очень тяжело по таким дворам ходить — ноги выдирает. В день мы успевали пять откачек и пять доставок воды, и там ещё разная помощь. Три дня мы поработали в Шелопугино.

— А сами местные жители хорошо помогают друг другу?

— По-разному, где-то помогают, а где-то нет. Сколько людей, столько характеров и отношений. Некоторые и нам помогают.

Когда я в Улан-Удэ приехал из Тулуна, меня журналисты спрашивали, что страшнее — пожар или наводнение. Я сказал, что наводнение – это ужас, при пожаре ещё вероятность есть, что ты его можешь остановить, потушить, а наводнение – нет. Только бежать.

Вот мы полных три дня в Шелопугино отработали. И когда уже ситуация более-менее стабилизировалась, я собрался в Газ-Завод. Утром в пятницу я поехал. Там сразу с администрацией связался. В Газ-Заводе ситуация была более спокойная. У них были большие площади затоплены, но люди говорили, что вода просто потихоньку поднялась. Большой волны, как в Шелопугино, не было.

Там отработал, осталось время – встретился с местными добровольцами. Отряд называется «Пламя веры». Рассказал им, как надо работать, как грант получить. Рассказывал, что мы тоже начинали с нуля – в кроссовках по пожарам бегали, хотя это недопустимо. А сейчас мы полностью экипированы. Надо плотно работать с администрацией, надо писать заявки на гранты. Если отказывают, надо смотреть почему, в чём причина. Потому что сейчас система распределения этих грантов достаточно объективная.

Всегда надо идти вперёд и не стоять на месте, попутно можно учить других людей. Так общество может развиваться. Я вообще считаю, что то, насколько развито добровольчество, является критерием оценки развития самого общества.

Когда мне говорят что люди такие-сякие, я отвечаю: «Вы ошибаетесь. Приглядитесь к тем, кто рядом. Всегда есть такие, кто готов и будет помогать». Мотивация может быть не только денежная. По моему личному опыту, когда начинаются денежные отношения, рушится всё. Потому что люди становятся наёмниками, это становится работой. Это портит людей.

Денежное вознаграждение должно присутствовать, но при определённых условиях и именно как вознаграждение. Если вы будете зацикливаться на зарплате, через год, через два-три у вас этой организации не останется. Даже идеи не останется.

Развиваться надо, сейчас очень много семинаров есть, очень много программ. Под лежачий камень вода не бежит, надо двигаться, развиваться, учиться.

https://www.chita.ru/articles/162595/